Снова прихяодят мысли о том, что мне совершенно не нужны те адреса и телефоны, которые я так трепетно берегла в записной книжке и которые годами пылились на полках, защищаемые диалогами с мамой, частенько порывавшейся их выбросить:
- Это что?
- Адреса. И телефоны. Не видно что ли?
- Давай выкину. Они ведь тебе уже не нужны...
- Маааа....оставь, что ты...
- Зачем???
- .... я терялась, и не знала, что ответить. в глубине души я конечно была совершенно с ней согласна, но...
я и сама не знала, что останавливало меня и что подразумеваось под этим многозначительным "но". так и жила...
Ох, память, это отборочный тур для биографии. Вам случалось находить записку неизвестно от кого, или даже собственную: “я люблю тебя, мурзик”, без даты, и без каких-либо намеков, на то, что это за мурзик такой. Листаю блокнот, телефоны без подписей, видимо тогда казалось, что этот номер, этот момент записывания номера, просто невозможно забыть, что это центровой момент человеческой истории, а теперь смотришь: абракадабра. Я бы позвонил, но кого спросить? А если позвонить, представиться, сознаться, что телефон просто нашел в записной книжке, а это окажется вовсе не мурзик, а какой-нибудь паспортный стол, поликлиника, ЖКО. А позвонить, сказать: мурзик, помнишь, как мы сидели с тобой вечером на скамейке. А она: я вовсе пупсик, а не котик, и уже давно на скамейках не сижу. Да ну, бред. Когда-то глотал кашу сладких переживаний, глядел на звезды, думал о вечности, а сейчас смотришь на телефон: а был ли мурзик то? А телефон такой не один. Я не помню, но знаю, мне было 17, я в эпоху скамеек и пива сморкался в платок, нес приличную чушь, на горе Арарат расцветал виноградом, я был молод, но был ли? Чушь нес, милый мурзик, а думал, будто живу. А сам кашу ел. Жизнь не забывается. Почему и при смерти вспомнишь косой лунный луч на полу, и себя ребенком, и не вспомнишь мурзика, прости уж, моя неизвестная. Я уползал от луча в угол, когда мое повзрослевшее тело прогуливало с тобой занятия в кульке, о вечнозеленый мурзик, помнишь? Под горой с виноградом мы вдыхали сирени, и писали записки. Однако мурзик, стой! Еще немного, и я оживлю тебя по магическим законам воображения. Вот интересно, как Владлена Юрьевна до этого догадалась? Она глаза закрывает, когда говорит. Будто то, что она видит вокруг отвлекает ее от мысли. Эх, Мурзик, а может тебе надо было сделать мне больно? Впрочем, боль тоже забывается. Почему же есть лунный луч, пыль шкафа, прибой, складки на Маркушиной гимнастерке, а тебя нет? И почему не осталось при мне ни одной вещи из прошлого, кроме записной книжки, а в ней ни одного телефона, или адреса, по которому ответит голос, который я узнаю?
/Ирина Бахтина, "До свиданья, лунный заяц"/
оригинальный текст можно найти по этой ссылке. смотрите по автору: http://www.krsk.ru/din/arch/2001_9-10/index1.htm
- Это что?
- Адреса. И телефоны. Не видно что ли?
- Давай выкину. Они ведь тебе уже не нужны...
- Маааа....оставь, что ты...
- Зачем???
- .... я терялась, и не знала, что ответить. в глубине души я конечно была совершенно с ней согласна, но...
я и сама не знала, что останавливало меня и что подразумеваось под этим многозначительным "но". так и жила...
Ох, память, это отборочный тур для биографии. Вам случалось находить записку неизвестно от кого, или даже собственную: “я люблю тебя, мурзик”, без даты, и без каких-либо намеков, на то, что это за мурзик такой. Листаю блокнот, телефоны без подписей, видимо тогда казалось, что этот номер, этот момент записывания номера, просто невозможно забыть, что это центровой момент человеческой истории, а теперь смотришь: абракадабра. Я бы позвонил, но кого спросить? А если позвонить, представиться, сознаться, что телефон просто нашел в записной книжке, а это окажется вовсе не мурзик, а какой-нибудь паспортный стол, поликлиника, ЖКО. А позвонить, сказать: мурзик, помнишь, как мы сидели с тобой вечером на скамейке. А она: я вовсе пупсик, а не котик, и уже давно на скамейках не сижу. Да ну, бред. Когда-то глотал кашу сладких переживаний, глядел на звезды, думал о вечности, а сейчас смотришь на телефон: а был ли мурзик то? А телефон такой не один. Я не помню, но знаю, мне было 17, я в эпоху скамеек и пива сморкался в платок, нес приличную чушь, на горе Арарат расцветал виноградом, я был молод, но был ли? Чушь нес, милый мурзик, а думал, будто живу. А сам кашу ел. Жизнь не забывается. Почему и при смерти вспомнишь косой лунный луч на полу, и себя ребенком, и не вспомнишь мурзика, прости уж, моя неизвестная. Я уползал от луча в угол, когда мое повзрослевшее тело прогуливало с тобой занятия в кульке, о вечнозеленый мурзик, помнишь? Под горой с виноградом мы вдыхали сирени, и писали записки. Однако мурзик, стой! Еще немного, и я оживлю тебя по магическим законам воображения. Вот интересно, как Владлена Юрьевна до этого догадалась? Она глаза закрывает, когда говорит. Будто то, что она видит вокруг отвлекает ее от мысли. Эх, Мурзик, а может тебе надо было сделать мне больно? Впрочем, боль тоже забывается. Почему же есть лунный луч, пыль шкафа, прибой, складки на Маркушиной гимнастерке, а тебя нет? И почему не осталось при мне ни одной вещи из прошлого, кроме записной книжки, а в ней ни одного телефона, или адреса, по которому ответит голос, который я узнаю?
/Ирина Бахтина, "До свиданья, лунный заяц"/
оригинальный текст можно найти по этой ссылке. смотрите по автору: http://www.krsk.ru/din/arch/2001_9-10/index1.htm